«Начинающие психологи думают, что непременно помогут ребенку, оздоровят семью. Ничего подобного»

В российской практике детские психологи различают психотерапию и психокоррекцию. Считается, что благодаря психотерапии клиент решает проблемы, связанные с глубоким изменением личности. У нас даже принят термин «дородительствование». Психотерапевт «дородительствует» клиента, помогает ему повзрослеть в психологическом плане.

Исходя из своего опыта, могу сказать, что в 80% случаев проблемы детей — это проблемы родителей. Когда ребенок рождается, родители во многом бессознательно, но отчасти осознанно создают условия, в которых ребенку приходится жить. Они как-то ведут себя по отношению друг к другу в ролях «мама — папа», «муж — жена»; они как-то ведут себя по отношению к своим родителям, бабушке и дедушке. И все это формирует условия взросления ребенка. Причем для ребенка любые условия являются нормой. Взрослый человек значительно меньше зависит от близких и родственников, чем ребенок от взрослого. Если родители готовы сотрудничать с психотерапевтом, следуют его рекомендациям и меняют условия жизни ребенка, эффект от психотерапии и психокоррекции наступает быстрее. Если же родители не включаются в работу, все будет гораздо сложнее.

В моей практике лишь процентов тридцать родителей готовы признать, что корень проблемы — в них самих, согласны принять это и попытаться что-то в себе изменить. Например, недавно у меня была девочка-подросток с мамой и бабушкой. Девочке предъявляются, с точки зрения взрослых, вполне адекватные требования: относиться к старшим с уважением, не обзывать их, с первого раза выполнять просьбы. При этом, когда я спросила, как они сами относятся к просьбам девочки, не обзывают ли ее, выяснилось, что да, обзывают, а просьбы не выполняют.

Семья — это система, состоящая из взаимосвязанных элементов. Бывает, между супругами возникает сильный конфликт, который они не хотят разрешать напрямую. Начни они конфликтовать, это приведет к распаду семьи, а они не готовы разводиться. Тогда супруги уходят в родительские роли и общаются между собой не как мужчина и женщина, а как родители общего ребенка. Ребенок чувствует это напряжение и начинает нервничать: когда систему трясет, каждый ее элемент приходит в движение. Для ребенка папа и мама — главные люди на земле. И если они косо друг на друга смотрят — а где-то после четырех лет дети уже много чего понимают, — ребенок берет вину на себя. И дальше происходит интересный поворот: наша психика оказывается гораздо сильнее нашего физического тела, особенно если есть какая-то предрасположенность к физическим заболеваниям.

Сейчас много говорят о проблеме гиперактивности у детей. Думаю, это связано с модой, которая часто идет из детских садов, школ и других социальных учреждений. Им удобно таким образом объяснять любое сложное поведение ребенка. Когда у тебя один-два воспитателя на группу из тридцати детей и ты должен еще пройти какую-то программу, а ребенок не следует правилам, — это большая нагрузка. И воспитателю проще сказать: ваш ребенок гиперактивный, идите к психологу, сделайте с ним что-нибудь.

Изначально синдром дефицита внимания и гиперактивности был неврологическим диагнозом, который говорил о функциональном состоянии центральной нервной системы. Физиологическая гиперактивность устроена так: есть периоды, когда головной мозг ребенка в хорошем тонусе, воспринимает информацию, обрабатывает ее, анализирует и запоминает. Чтобы эти процессы осуществлять, мозгу нужно определенное количество энергии. Если силы заканчиваются, мозг «выключается» для приема информации и ребенок начинает «активничать» — бегает, крутится, не может усидеть на месте. В это время его мозг заряжается, как от батарейки. Когда происходят физические движения, нервная система отдыхает и подзаряжается. Гиперактивность как медицинский диагноз ставят только после пяти лет, потому что до этого идет активное развитие центральной нервной системы и большая подвижность ребенка может быть связана с тем, что у него просто еще недоразвились лобные доли. Если после пяти лет у ребенка обнаружена гиперактивность как физиологическая проблема, с ним можно заниматься специальной нейропсихологической гимнастикой. Это упражнения, с помощью которых психолог проводит ребенка через все этапы роста от рождения до соответствующего его возрасту школьного периода. Они развивают его восприятие, память, мышление.

Общение для детей важно на многих этапах взросления, но особенно — в подростковом возрасте. Родители подростков часто больше заняты вопросами учебы, нежели эмоциональным и психологическим развитием ребенка. Однако общение со сверстниками для подростков — потребность на уровне физиологии, им так же необходимо общаться, как пить, есть, спать. Подростки развиваются именно в общении с ровесниками (плюс-минус два года), а не со взрослыми, учителями или маленькими детьми. И если у них нет постоянного друга или хотя бы относительно постоянного приятеля, то они очень страдают. Если родители запрещают общаться с друзьями, выключают компьютер, отрубают соцсети, не пускают гулять на улицу, это приводит к тому, что подросток не удовлетворяет свою базовую потребность.

Самая большая сложность, с которой сталкиваются начинающие детские психологи, — ожидание, что родитель всегда будет включаться в работу. Когда начинаешь практиковать, всегда ждешь, что твоя работа будет давать стопроцентный КПД, что ты поможешь ребенку, оздоровишь семью и все такое. Ничего подобного. Молодые специалисты часто сталкиваются с разочарованием; пониманием, что они не всесильны. В чем-то мы можем помочь ребенку, а в чем-то — нет.

Другая опасная вещь в детской психотерапии — раздражение, которое психолог может испытывать по отношению к родителям. Если родители вызывают у психолога сильные чувства или же он кидается спасать ребенка от его собственных родителей, это означает, что психолог реагирует на ситуацию, исходя из какого-то собственного опыта. Это важно замечать и прорабатывать с личным психотерапевтом. Без уважения к родителям работать нельзя. Кроме того, родителям нельзя давать советы — это строго запрещено. Стоит смотреть на родителей как экспертов по собственному ребенку. Они же как-то десять лет взаимодействовали с ребенком, а я его второй раз в жизни вижу и всего лишь могу чем-то помочь, если вопрос в рамках моей компетенции.

Единственное, что может сделать психотерапевт, — это дать родителям рекомендации. И здесь есть важный нюанс. Когда я советую, я ожидаю, что мой совет исполнят на сто процентов. И чувствую, что он на сто процентов должен сработать. А в рекомендации всегда остается право выбора и полнота ответственности другой стороны. Если родитель хочет, чтобы у него все получилось, он скорее будет придерживаться рекомендаций в том объеме, в котором ему это подходит. Психолог не может брать на себя ответственность за воспитание чужого ребенка. Отношения с детьми должны быть дружелюбные, но честные. В них всегда должна быть дистанция: этот ребенок не мой, я не могу любить его как своего собственного, и я точно не могу его воспитывать. Я не его мама.

Эффективность работы детского психолога на 50% зависит от него самого. Родители отвечают за 30%, если мы берем не очень взрослого ребенка. И 20% зависят от самого ребенка. У подростка степень ответственности чуть больше, у его родителей — чуть меньше, потому что авторитет родителей в этом возрасте сильно падает.